Диего Ривера
К этому времени он уже знаменитый живописец, к тому же принимающий активное участие в политической жизни своей страны – с 1922 года был членом молодой Мексиканской компартии, тесно связанной с большевиками из России. Учился в Мадриде, работал и путешествовал по всей Европе. Был дружен со многими представителями творческой элиты, художниками и литераторами, среди которых Пикассо, Модильяни, Рейес, Эренбург и другие. Бывал в СССР, хлопотал перед мексиканским правительством о предоставлении убежища Троцкому, менял взгляды, вследствие чего исключался из компартии и лишался должности директора Академии художеств Сан-Карлос в Мехико…
Бурная политическая и общественная деятельность не мешала ещё более насыщенной личной жизни: часто увлекался, менял женщин, не раз женился. Он не был красавцем, но талант, коммуникабельность и обаяние заслоняли внешнюю непривлекательность.
Скандалы, интриги, сцены ревности – привычные для Диего события. Сексуальная свобода для этого мужчины была необходима как воздух, она давала ему творческий импульс. Фрида бешено ревновала, а Диего приучал её мириться с его любвеобильной натурой и сам рассказывал жене о своих увлечениях.
Американский период
В США Диего рисовал фрески для фондовой биржи в Сан-Франциско и Калифорнийской школы изящных искусств. Как и в Мексике, в США Диего был знаменитостью, Фриду же знали только как его жену. В это время ее представили известным американским фотографам и художникам, в том числе Николасу Мюрею, с которым у нее завязался 10-летний роман.
Шесть месяцев в Сан-Франциско стали продуктивными для Фриды — она написала одну из самых знаменитых картин «Фрида и Диего Ривера». Это двойной портрет. На картине Фрида и Диего стоят держась за руки — это символ любви. В руках у Риверы палитра и кисть, потому что Фрида всегда восхищалась его талантом
В отличие от других работ, где много красок и разных сцен, в этой нет ничего, что могло бы отвлечь внимание от персонажей. Неожиданно для самой Фриды полотно оказалось на ежегодной выставке Общества женщин-художников — это был первый раз, когда ее работу представили публике
Фрида и Диего Ривера, 1931
После короткого возвращения в Мексику Кало с Риверой снова приехали в США в 1932 году, на этот раз в Детройт. В этот приезд Фрида уже бегло говорила по английски и не стеснялась общаться с прессой. В первый же день она сказала, что из них двоих она — лучший художник.
Многие аспекты жизни в США ей не нравились. Американцы в большинстве своем казались Кало скучными и черствыми. В письме к подруге Фрида писала: «Я видела здесь тысячи людей, которые испытывают самые ужасные страдания без еды и без сна. Ужасно видеть богачей, которые устраивают вечеринки ночью и днем в то время, как тысячи людей умирают от голода». В Детройте ее также возмущало, что некоторые гостиницы не принимали еврейских гостей.
В художественном плане год проходил хорошо. Кало стала пробовать новые техники, например, травления и фрески, стала делать упор на темы боли, хрупкости тела, человеческих страданий. Она пишет несколько картин в манере ретабло (мексиканские небольшие красочные картинки, нарисованные в благодарность святым). Среди картин, написанных в манере ретабло, — знаковые «Больница Генри Форда» и «Автопортрет на границе Мексики и США».
Больница Генри Форда, 1932 год
Автопортрет на границе Мексики и США, 1932 год
Первая нарисована после второго выкидыша. На ней Фрида лежит на больничной койке. Над животом держит три красные, как артерии, ленты. Конец первой ленты превращается в пуповину, которая ведет к зародышу, — это ребенок, потерянный при выкидыше. Над изголовьем кровати витает улитка — символ медленного течения неудавшейся беременности. Анатомическая модель нижней части туловища над изножьем кровати, так же, как и модель кости внизу справа, указывают на причину выкидыша — поврежденные при аварии позвоночник и таз. Устройство внизу слева может символизировать собственные «негодные» мускулы, которые не позволили ей сохранить ребенка. Пурпурную орхидею, изображенную в центре под кроватью, принес Фриде в больницу Диего.
Вторая картина демонстрирует двойственное отношение Фриды к США. Кало изображает себя на пьедестале в виде живой статуи с флажком Мексики в руке. Ее фигура разделяет композицию на две части. Слева — родная Мексика, ее история и символы, включенные в круговорот природы. Справа — образ США, где царят машины, небоскребы, механизмы и дымят трубы.
И хотя ни одна из написанных в этот год работ не была представлена на выставках в Детройте, местная газета сделала интервью с Фридой, которе сниходительно озаглавили: «Жена мастера росписи балуется произведениями искусства».
«Загляните под стол»
— Розыски велись по горячим следам? Это же огромное полотно, его трудно было украсть незаметно…
— Проблема в том, что работа не была принята ни на какой музейный учёт.
Поэтому, конечно, не было возбуждено никакого дела для её поисков.
К сожалению, и в галерее Варшавы нет документации, которая фиксирует временные выставки и сохранность предметов. Они считают, что работа была отправлена обратно в Советский Союз. В архивах ВОКСа нет ничего про то, что работа приехала обратно.
— То есть дальше ваши поиски могут идти только по наитию? Где вы искали картину?
— Да, это большое поле для размышлений, куда она делась. Хельга Пригниц-Пода два года назад была куратором выставки Фриды в Польше. И она предположила, что могут быть живы люди, которые видели её. Она искала среди частных коллекционеров, обещала награду за сведения о картине. Ни звука.
- Катарина Лопаткина, искусствовед
Когда в 2018 году у нас в Москве открылась выставка «Фрида и Диего», которую я курировала, я тоже в каждом интервью обращалась ко всем, что, если вы видите старый хороший стол, загляните — может на обороте там нарисована картина. Я предполагаю, что картина могла вернуться обратно, но ВОКС мог передать её какой-то организации, где её потом списали, дверь сделали, или стол.
— Больше всех в этой картине был заинтересован Диего. Может быть так, что он просто не отдал картину, и она сейчас хранится где-нибудь между стен в «Синем доме»?
— Вся история была реконструирована мной на основании документов. Только в архиве МИД в общей сложности я провела около трёх месяцев. Везде какие-то зёрнышки находишь и начинаешь историю складывать.
Дело в том, что выставка была передвижная. Тур начинался с Польши, дальше были София, Бухарест, Прага, Берлин, затем планировалось привезти выставку в СССР и дальше — в Китай. Сохранилась документы — переписка между организационным комитетом выставки и Диего Риверой. Они обвиняли его в том, что он не договорился с советскими властями о турне картины Фриды вместе с выставкой от Польши до Китая, а договорился только на Варшаву, после чего работу Фриды нужно было отправить обратно.
Какое-то время у меня была надежда, что всё-таки работа вопреки договорённостям поехала с выставкой дальше, а не обратно в Союз.
Если бы Диего хотел воспользоваться моментом, то ему было бы проще сделать это, если бы картина поехала дальше. Но из-за его договорённостей я думаю, что полотно осталось в Польше или вернулось обратно. А если это был дипломатический груз, просто ящик, то даже при сохранившейся документации можно никогда не узнать, что в нём на самом деле было. Поэтому на сегодняшний день достоверно выяснить, прибыла работа обратно в СССР или нет, не представляется возможным.
«В самом деле, зачем мне ноги, если у меня есть крылья, чтобы летать?»
Самое трагическое событие в жизни Фриды Кало произошло, когда ей еще не исполнилось 18 лет, 17 сентября 1925 года.
Она вместе со своим другом решила отправиться за покупками, молодые люди также хотели прокатиться на только что заработавшем в городе трамвае. Вагон уже тронулся, однако Фрида поняла, что забыла зонтик: парень и девушка спрыгнули с трамвая и пересели на другой. Он то и врезался в едущий навстречу грузовик.
Никто из пассажиров особо не пострадал (ее друг отделался легкой контузией), кроме Фриды, которую выбросило силой удара к выходу, и металлическая часть ступени проткнула ее. По другой версии её живот и матка были проколоты сломанным железным прутом токосъемника. Видимо биографы не договорились между собой в деталях.
Последствия были катастрофическими: ей три раза переломало позвоночник в поясничной области, обнаружили перелом шейки бедра и нескольких ребер, левая нога сломана в 2 местах, правая ступня раздроблена, имелся вывих левого плеча, тройной перелом таза, была повреждена почка. Авария станет причиной того, что молодая женщина, несмотря на горячее желание, так и не сможет родить ребенка, что будет причинять ей страдание до конца ее дней.
Она год была прикована к кровати, а проблемы со здоровьем остались на всю жизнь. Впоследствии Фриде пришлось перенести несколько десятков операций, месяцами не выходя из больниц. Тридцать два раза Фрида побывала на операционном столе. Это своеобразный мировой рекорд. Кроме того, ее постоянно преследовала мысль о возможном проявлении наследственного заболевания: ведь ее отец страдал эпилепсией.
Именно в это время мучительного неподвижного бездействия она попросила у отца кисть и краски. Для Фриды сделали специальный подрамник, позволявший писать лежа. Под балдахином кровати прикрепили большое зеркало, чтобы Фрида могла видеть себя.
От первых картин к любви
Первыми зрителями стала семья Кало, Фрида картины свои демонстрировала только близким, это были портреты. Немного окрепнув, она решила получить мнение о своих произведениях от настоящего художника. Диего Ривера (1886-1957) был единственным, кого она знала, причём только поверхностно – он, известный на родине и не только мастер монументальной живописи, руководил работами по росписи зала приёмов в школе, где Фрида училась, это было в 1923 году. Теперь, через два года после аварии, в ней совершенно не было страха, что именитый художник забракует её картины. В ней уже совсем не было никакого страха – первое, что она сделала, поднявшись с больничной койки, это поездка по тому же злосчастному маршруту на автобусе.
Диего оценил стиль юной художницы и разглядел в ней большой потенциал. С каждой их встречей он чувствовал, что его привязанность к хрупкой, но такой мужественной и сильной девушке растёт. По воспоминаниям Диего, её сияние юности наполняли его беспредельным счастьем. Несмотря на 20-летнюю разницу в возрасте Фрида приняла ухаживания, её семья смирилась и 21 августа 1929 года Ривера сделал предложение.
Худший момент для дара
— Картина всё же прибыла в СССР…
— Назначенный в том же году послом в Мексику Александр Капустин продолжил начатое Уманским, и уже в октябре 1945 года советское диппредставительство подготовило проект письма с благодарностями художникам, которые передали в дар СССР свои работы.
Там, например, были работы Хоакина Клаузеля, мексиканского импрессиониста. Он уже к тому времени умер, но вдова пожертвовала его картину Советскому Союзу. Были работы учеников Фриды. Были и совсем молодые, и более взрослые художники, живописцы и графики. В общем там был представлен весь цвет «левой» художественной сцены Мексики. Интересно, что там были и фотографии — свои работы передал в дар Мануэль Альварес Браво, стоявший у истоков мексиканской школы фотографии.
— И если бы вся эта коллекция приехала в Москву, то это мог быть целый мексиканский зал в одном из музеев?
— Небольшой спойлер: она, собственно, и приехала, это мы тут на месте всё потеряли. Хотя художникам в официальных письмах обещали, что их работы будут представлены в Государственном музее нового западного искусства. И будет сделан мексиканский зал, в котором будут размещены их работы.
— Но это же тот самый музей, в котором хранились коллекции Щукина и Морозова и который был ликвидирован как «рассадник формалистических взглядов» в искусстве?
— Да. Именно там должен был открыться мексиканский зал.
Начало холодной войны, внешнеполитические кризисы, борьба с космополитизмом, и с 1930-х годов всё ещё продолжается кампания против формализма в искусстве. Все культурные контакты сведены к минимуму. Сотрудники всех организаций, которые занимались внешними культурными контактами, боялись за свои жизни и старались, насколько это возможно, ничего не делать.
Как известно, в марте 1948 года Музей нового западного искусства закрылся. Это произошло через четыре месяца после прибытия мексиканских картин, и они оказались в подвешенном состоянии. Музей просто не успел их принять. Если бы к этой посылке были приложены какие-то документы, например дарственная, то, наверное, музей бы успел принять их на хранение. И тогда эти вещи были бы сейчас либо в Пушкинском, либо в Эрмитаже.
Мне очень грустно, что какие-то четыре месяца отделяют нас от сохранения этого чудесного дара. Потому что это была действительно очень представительная коллекция, подобранная специально, чтобы познакомить людей из другой страны с творчеством Мексики за столетие.
